Вдоль тёмных улиц города большого,

Едва живой, устало плёлся нищий.

Виднелось тело из-под рубища простого,

Вот только плоть была зелёно-синей.

Давно повыбиты все зубы без остатка,

На дёснах щёки впалые мозоли натирают.

В кармане на груди лежит облатка.

Она заместо хлеба душу травит.

В руке – большой покрытый лаком крест,

В нем страх и голод ищут дом.

И больше нет на свете таких мест,

Где громче среди ночи гремит гром.

И нет картины приторно-противней,

Чем низость, пьющая протухший сок,

Чем человек, бредущий через тину,

Что  Человеком стать не смог.

**********

Разрыв разбил тугое сердце.

Не выдержав, бежит тоска,

Как кровь. С стонами несётся

Кривая судорога сна.

Блуждает взгляд: пустые окна –

Не лучший спутник мыслей вслух.

Но может просто слишком поздно

Сгонять с варенья дохлых мух?

Всё время словно здесь застыло

Лишь пыль и паутины шаль

Лежит на всём. Давно забыла

Про смерти старый инвентарь.

Так тихо, лишь шальная кошка

Кричит, но где? Не видно здесь.

Только обглоданная ножка

Её хозяйки держит дверь.

Кричи над трапезой ужасной,

Голодный и неверный зверь,

Когда-нибудь твои котята

Тебя сожрут, как ты теперь.

И так же как твоя старуха

Ты будешь также тихо гнить.

И лишь назойливая муха

С тобою будет говорить.